Они вспоминали с усмешкой недоверия его рассказы о том, как он воткнул гарпун в спину чудовища и с час катался на его спине, пока оно не нырнуло в глубину.
— А, Гульвен! — издевались они при встрече, — что тебе рассказал кит, когда катал тебя по морю?
— Об этом вы узнаете недели через две, — невозмутимо отвечал старый гарпунщик и шел к себе домой. Там, починяя сети, он открывал все свои мысли мальчику-внуку, жившему у него:
— Все думают, что это кит, потому что кашалотов здесь не бывает, и никто их не видел. А я это дело знаю, потому что я долго был гарпунщиком на китобойных судах. Я знаю, что старые кашалоты делаются вожаками стада, но когда они чувствуют приближение смерти, они покидают стада, отправляются особняком в путешествие и в одиночестве кончают свои дни. Вот таким образом попал и этот кашалот в бухту Старых Песков. Я сразу узнал в нем свою добычу, но они конфисковали ее. «Животное принадлежит охотнику, который ранил его, если он докажет это». Это же известно каждому охотнику! Но у людей, имеющих власть, не найдешь справедливости, мой милый мальчик. В данном случае я умнее и опытнее их, и это мне поможет. Они думают, что украли у меня мою добычу, из-за которой я чуть не потерял жизни, но мой опыт говорит, что добыча достанется все-таки мне.
Каждое утро старик, положив порцию табаку в рот, шел к чудовищу, и насмешливый огонек вспыхивал у него в глазах, когда его ноздри втягивали воздух, в котором уже начинал слышаться запах аммиака.
Однажды он особенно долго стоял над тушей.
— Птицы уже начинают кружиться. Осталось еще несколько дней… — загадочно пробормотал он.
Дня через два дачники Пульбрэня, вышедшие поутру открывать ставни, были поражены неприятным удушливым запахом, который приносился ветром с Дурлуза.
«Это новые проделки пульфсинцев», — подумали жители Пульбрэня, — «очевидно, ими выпущена сточная вода в Дурлуз».
К вечеру ветер дул в обратную сторону, и то же думали про своих соседей жители Пульфсина.
Ночью ветер упал, но невыносимое зловоние с преобладающим запахом аммиака стояло в неподвижном воздухе.
Солнце взошло. На небе не виднелось ни облачка. День был теплый и лучезарный.
Однако, никого не видно было на тяже, а те немногие, которых пленило чудное августовское утро, не успев сделать нескольких шагов, спешили обратно, пряча носы.
Назначенное следствие дало потрясающие результаты: зловоние распространял кит, который начал разлагаться.
Тучи буревестников и чаек спускались на его спину и предавались обильному пиршеству. Под его брюхом кишели мириады крабов и моллюсков.
Клешни и клювы дружно работали.
Несколько экскурсий туристов, приехавших взглянуть на чудовище, должны были возвратиться обратно. Содержатели гостиниц заволновались, ибо дачники одни за другими потянулись с вещами к вокзалу. И это в разгаре сезона!
В «Страже Пульфсина» появилась большая ядовитая статья, в которой автор заявлял, что Пульбрэнь очень гордился своим китом, а теперь из-за него курорт Пульфсина теряет своих обычных посетителей.
«Маяк» ответил на это такой же злостной статьей, где указывалось на то, что хотя владельцу кита — Пульфсину — и нравится запах его, но он должен, подчиняясь правилам санитарии, убрать свою падаль.
Но ни тот, ни другой курорт не предпринимали никаких мер.
Наконец, они вспомнили, что кит был конфискован прибрежной администрацией в пользу инвалидов-моряков.
Прибрежная администрация, в свою очередь, вспомнила о владельце, который пред'являл свои права на кита.
Послали за Гульвеном.
— Наконец-то! — сказал он, надевая кэпку и хитро подмигивая своему внуку.
Доведенные до ужаса, оба поселка и администрация предлагали старику все необходимое, лишь бы он возможно скорее убрал этого кита.
Старик сказал, что ему потребуется на работу три дня.
На это согласились, и доставили ему все необходимое: канаты, лестницы, заступы, ворот для поднимания тяжестей, ножи для разрезания жил, печи и котлы для вытапливания жира. Кроме того, пятьдесят человек было отряжено к нему в помощь.
Маленькие, лукавые глаза моряка смеялись, когда он рассказывал внуку, что в желудке кашалота нередко находят большие куски амбры, которая ценится так дорого, что старик, если добудет хотя самое малое ее количество, сможет уплатить долги отца мальчика и взять к себе его младшего брата и сестру.
Утром, на третий день работ, в хижине рыбака появился какой-то загадочный валик, от которого исходил чрезвычайно приятный запах.
Старик старательно завернул его в брезент, упаковал в ящик и в тот же вечер уехал в Париж, взяв этот таинственный сверток с собой.
Он вернулся через несколько дней, продав амбру, и спокойно заявил собравшимся дачникам и рыбакам:
— Теперь я могу всем сказать, что я услышал от кашалота, когда он, двадцать шесть лет назад носил меня на своей спине по волнам моря. Он мне сказал, что он не кит, а кашалот и из той породы кашалотов, которые имеют сокровище в своем желудке, называемое на языке гарпунщиков «ошибки глупцов», ибо, несмотря на привлекательный запах амбры, его могут различить среди запаха гниения только немногие опытные носы…